Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне - Страница 36


К оглавлению

36

Мария Федоровна была совсем другой. Она наслаждалась общением, получала удовольствие от светских мероприятий, много времени уделяла благотворительности и очень любила танцевать.

Из воспоминаний графа Сергея Дмитриевича Шереметьева

Придворные балы были наказанием для государя, но они имеют свое значение, в особенности большой бал Николаевской залы. Это предание, которое забывать не следует, и балы по-прежнему продолжались: Концертные, Эрмитажные, Аничковские…

…Приглашенный однажды на бал в английском посольстве, государь предпочел остаться в Гатчине. Императрица поехала и вернулась очень поздно. На другой день я завтракал у государя, и он забавно подтрунивал над нею, говоря, что наслаждался всю ночь на Гатчинском озере, где лучил рыбу, и вдвойне наслаждался при мысли, что без него отплясывают в английском посольстве…

Аничковские балы, которых бывало по нескольку в сезон, отличались немноголюдством и носили несколько домашний, семейный характер. Нетанцующих бывало немного, и для этих немногих время казалось несколько томительным. Государь показывался вначале, радушно принимал и уходил в свой кабинет, где у него была партия. Возвращался он ко времени ужина. Когда котильон продолжался слишком долго, а императрица не хотела кончать, государь придумывал особое средство. Музыкантам приказано было удаляться поодиночке, оркестр все слабел, пока наконец не раздавалась последняя одинокая струна и та наконец смолкала. Все оглядывались в недоумении, бал прекращался сам собою. Иных государь приглашал в свой кабинет, чтобы покурить, впрочем, весьма немногих дам и кавалеров. За проникавшими в кабинет следили со вниманием, предаваясь праздным выводам и замечаниям, другим донельзя хотелось туда проникнуть. В пустых гостиных кое-где в углу образовывалась партия. Иные ходили из угла в угол, не находя покоя. Иные держались на виду императрицы и дорожили сидением неподалеку от нее. Императрица неутомима. Вальсы, мазурки, котильоны с разнообразными фигурами чередовались без умолку. Изредка показывался государь и, стоя в дверях, огладывал танцующих и делал свои замечания, но долго он не выдерживал.

Из воспоминаний К.Р. – великого князя Константина Константиновича: государыне императрице Марии Федоровне

На балконе, цветущей весною,Как запели в садах соловьи,Любовался я молча тобою,Глядя в кроткие очи твои.Тихий голос в ушах раздавался,Но твоих я не слушал речей:Я как будто мечтой погружалсяВ глубину этих мягких очей.Все, что радостно, чисто, прекрасно,Что живет в задушевных мечтах,Все казалось так просто и ясноМне в чарующих этих очах.Не могла бы их тайного смыслаНикакие слова превозмочь…Светозарная вешняя ночь!

Много лет императрица вела дневник. Но ее записи касались обычно повседневных дел и планов и фиксировали довольно монотонную жизнь двора при Александре III. Но при его преемнике Николае II все меняется. И дело тут не в том, что Николай якобы был более слабым, зависимыми и внушаемым, чем его отец. Изменилось само время. У граждан государства возникли свои планы и стремления, не всегда совпадающие с планами их государя. Эти перемены отразил дневник Марии Федоровны.

Дневник императрицы Марии Федоровны

1915 год

1/14 января.

Господь, благослови этот Новый год, пусть он станет мирным годом!

Приняла всех садовников с цветами, была на службе совершенно одна, из моих близких не было никого! Писала целый день телеграммы, выходила ненадолго в сад. К обеду было большое собрание: Ольга, Митя, четыре сына Кости. Сам он болен, т. ч. ни его, ни Мавры не было, как и Николая и Георгия. Оставались до 10 часов. Ольга хотела у меня остаться, но была в отчаянии по поводу положения Кости. Она отправилась к бабушке.


Мария Федоровна и Александр III в Дании (1892 г.)

...

«Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье»

2/15 января.

Позавтракали с Зиной М[енгден] в одиночестве, потом я поехала к моему прелестному Baby, где я встретила Орбелиани, который привез мне письмо от Ксении и Ольги. Большая радость. Он прибыл прямо из Ровно. Павел пришел к чаю, выглядел очень плохо, у него катар желудка. Мы говорили долго обо всем (о разном). Очень хорошо. К ужину пришла Ольга. Мы проговорили до 11 часов. Косте стало лучше. Мы слышали, что случилась страшная железнодорожная катастрофа, между нами и Царским Селом. Бедняжка А.В. при смерти. У нее в двух местах сломана нога. То же самое с бедным казачьим офицером Белым. Обе ноги и грудь сильно раздавлены.

После обеда виделась с датскими господами Мейером и Муусом, которые были в Сибири, и немецкими дамами. Муус симпатичный, любезный старый человек. Рассказывал обо всем, что он пережил, нашел, что с военнопленными обращаются гуманно, но кормят недостаточно. После этого я приняла немецких дам Кэссе Стакулл и Пассов, но это было для меня очень неприятно. Говорили по-французски. Все прошло достаточно хорошо.


1/14 февраля.

Служба была как обычно. К обеду был министр Кривошеин, очень приятный человек. Было очень тепло. 1 градус выше нуля, чем воспользовалась, чтобы поехать [нрзб] в первый раз, за последние несколько лет! Аликс телеграфировала, что она знала, что негодяи снова бросились к Варшаве, о чем я написала Ники, т. к. я боялась, что он этого не знал. Во всяком случае, я сделала все, что могла. Все время ужасное напряжение.

36